Степени умственного недоразвития

Окончание. См. № 41, 44, 46/2004,
1, 3/2005

Под идиотизмом мы разумеем тяжелую группу недоразвития с определенными психологическими признаками, зависящими от той стадии развития, до которой идиоты достигли, остановились и не могут перешагнуть выше. Для характеристики их умственной сферы мы возьмем три примера: суждение, абстракцию и речь. Разобрав их, мы знакомимся с методом, как понимать недоразвитие, и вместе с тем выясняем вопрос об отношении идиотов к школе.
Психология недоразвития рассматривает мышление с биологической стороны, как акт приспособления к окружающему: она относит к суждению всякий, даже простой акт, в котором заметно известное отношение к действительности в смысле его упорядочивания. Таким образом, в психологии недоразвития мы встречаемся не только с обычными суждениями, но и с такими, которые в логиках не описываются, а часто не имеют еще и особого названия.
Суждения идиота принадлежат к последним; их можно все взять и перечислить: настолько эти суждения малочисленны и характерны. Они идут в следующем порядке.
Прежде всего, так наз. недифференцированные суждения. Чувственные и волевые акты, т.е. наши желания и эмоции с их многоразличными проявлениями, мы не считаем суждениями; они у нас обособились от познания и играют свою определенную роль. Мышление идиота настолько неизолированно, что в громадном большинстве он принужден пользоваться своими волевыми и эмоциональными актами как суждениями о действительности, он классифицирует действительность на приятное и неприятное и индифферентное, здесь он пользуется доступной ему символизацией в виде жестов, просьб, криков, плача, смеха и т.д. Эти суждения служат средством общения с окружающим: идиот требует, чтобы его желания и чувствования понимались, и сам понимает их у других; словом, недифференцированные суждения своим познавательным элементом играют роль обычных суждений. В этом нет ничего ненормального, но трагедия идиота заключается в том, что таковых суждений у него больше, чем всяких других.
Вторую группу составляют отожествляющие суждения. Это те примитивные суждения, которые мы совершаем, когда узнаем известный предмет как таковой; кроме узнавания, к отожествляющим суждениям принадлежат восприятия, воспоминания, различения. Суждения эти необходимы, ибо воспризнанием, отождествлением старого с новым вносится первичное упорядочивание в сферу сознания. Интересна относительная ценность этих суждений: у нормального человека они есть, но играют побочную, служебную роль в процессе познания; у идиотов они выступают на первый план, за неимением других; идиот повторно толкается о стену, по много раз открывает и закрывает дверь, хватается за всякий предмет, тащит все в рот; получив удар по руке, протягивает руку и просит повторения — все это отожествляющие суждения, которыми живет идиот и ищет их. В сравнении с недифференцированными они составляют нечто высшее: они уже изолировались от желаний и чувствований настолько, что их можно считать логическими.
Еще выше стоит третья группа интуитивных суждений. Сюда принадлежат: ориентировка в пространстве, мгновенное охватывание местности, пользование временными отношениями, умение употреблять предметы, начиная с ложки и кончая электрическим звонком (смотря по обстановке), — словом, вся сумма суждений — действий, которая наблюдается у высших животных. Практическое значение этих суждений для идиотов понятно само собой. С появлением интуитивных суждений мышление идиотов приблизилось уже к обычному мышлению; явилась возможность дальнейшего прогресса в мышлении путем расширения интуитивных суждений по содержанию. Интуитивные суждения можно назвать потенциальными суждениями, так как, если бы их пришлось выразить словом, они получили бы типичную форму суждения; но лучше удержать термин интуитивных суждений: он указывает на способ приспособления, органически более древний, чем мышление в собственном смысле.
Последнюю группу суждений у идиотов составляют пассивно-заимствованные, незаконченные и низшие соозначающие; если первые три группы (недифференцированные, отожествляющие, интуитивные суждения) характерны для идиотов по относительному преобладанию, то последняя группа — как раз обратно: она характерна по своей редкости. Под пассивно-заимствованными суждениями разумеется понимание суждений, сказанных другими; почти у каждого идиота они есть, но в мизерном количестве: 5, 10, много 20 экземпляров. Незаконченных суждений или вопросов, столь характерных для детей и столь важных в смысле развития суждений, у идиотов еще меньше; притом о существовании их можно лишь догадываться по нерешительности, колебаниям, растерянности. Низшие суждения из разряда соозначающих, т.е. тех, в которых тот или другой признак приписывается целой группе, имеют большое теоретическое значение для познавательной сферы идиотов, хотя их тоже очень немного.
В оценке суждений идиота можно быть кратким. Что такое эти недифференцированные, отожествляющие и интуитивные суждения? Ведь все эти суждения имеют и животные; разве они не выражают желаний и чувствований, не отожествляют старого с новым, не обладают узнаванием, мгновенным схватыванием пространственных и временных отношений? Иными словами, данный разряд суждений представляет ту стадию в эволюции рассудочной деятельности, которая имеет свои корни где-то очень глубоко в биологии и человеку достается уже в готовом, наследственно-организованном виде.
Переходим к абстракции идиотов. Абстракция и ее продукты настолько характерны для человеческого мышления, что к ней относятся с особым почтением; самое сопоставление — идиотизм и отвлеченное мышление — кажется непривычным. Здесь, как и везде, следует помнить, что при недоразвитии дело идет не об отсутствии способностей; они все налицо; дело в степенях, в низших стадиях той или другой функции, в частности абстракции.
Как и все познание, отвлечение (и обобщение) с биологической стороны покоится на законе экономики: оно вносит упрощение в познавательные процессы, заменяя сложное целое его главнейшими признаками, соединяя одинаковые явления в группы или классы и обозначая эти классы одним знаком или символом. Есть ли эта функция у идиота?
Без всякого сомнения. Самая элементарная форма познания — ощущение — возникает как результат взаимодействия между познающим субъектом и познаваемой действительностью; в основе одного и того же ощущения могут лежать различные физические процессы внешней среды. Таким образом, ощущение есть символ или значок, которым мы лишь обозначаем свойство внешних объектов, смотря по тому, как они действуют. Следовательно, элементарное отвлечение есть уже в простом ощущении. Никакое восприятие не составляет копию с действительного предмета; всегда большинство подробностей опускается и остаются лишь некоторые как наиболее характерные признаки; всякое конкретное представление, напр., конфетки, относится не к отдельному однократному восприятию предмета, а к многим восприятиям в разное время, с разных сторон и мест, при различном освещении; следовательно, представление о конфетке для идиота доступное, обладает известной степенью обобщения; его можно назвать заместителем или символом для каждого отдельного восприятия. Это вторая форма элементарной абстракции, отрицать которую у идиота нет права.
Но у него есть и нечто большее. Поставьте идиота в совершенно новую обстановку. Вначале он потеряется, но вскоре ориентируется, и настолько скоро, что нельзя думать, что он успел изучить каждый предмет, как нечто новое (знакомство с новым ему дается с большим трудом). И если он новую обстановку воспринимает с известной правильностью, распределяет ее, ставит себя к ней в особое отношение, у чужих ведет себя иначе, чем дома, на прогулках убегает, в комнате — нет, поставленный в критическое положение, новое для него, после некоторых попыток находит способ извернуться — это значит, что идиот распределяет действительность на известные классы и каждый из последних оценивает соответственным образом.
Иными словами, здесь мы видим все признаки типичного обобщения. Вопрос только в том, образует ли он классы или что либо меньшее. Если бы он образовал классы, идиот имел бы общие представления (о столе, о человеке, о собаке); таковых у него нет; очевидно, он образует не классы, а группы предметов практического и ближайшего значения. <...>
Речь у идиотов, если понимать идиотизм как естественную единицу и не смешивать его с переходными и высшими формами недоразвития, не существует. <...>
Нигде так ярко не выступает аналогия между различными возрастами нормального детства и различными видами психического недоразвития, как в области речи. Нормально развивающаяся речь ребенка проходит несколько периодов; первым из них является период рефлекторно-инстинктивный и период первичной речи; он начинается с момента рождения в виде «первого крика» и продолжается в течение первого года. Речь ребенка за этот период выражается в следующем: недифференцированные крики и тона, выражение чувств в виде плача и смеха, первичная речь, известная под именем детского лепета — неразборчивого, с особой артикуляцией, отличной от позднейшей настоящей артикуляции.
Стоит всмотреться в речевые обнаружения у идиота, чтобы заметить их основное сходство с описанным периодом нормального речевого развития: те же мало дифференцированные крики, те же эмоциональные суррогаты речи; вместо лепета — игра голосовым аппаратом и мелодии без слов; об отрицательном сходстве — отсутствие настоящей речи и артикуляции — нечего и говорить.

Вторая степень психического недоразвития носит название имбецилльности, или слабоумия. В сравнении с идиотизмом имбецилльность составляет следующий высший этап, непосредственно к нему примыкающий; зная границы идиотизма, легко определить их у имбецильности.
Речь у имбецилликов есть, но какая речь! На низших ступенях имбецилльности, составляющих переход к идиотизму, весь лексикон равняется нескольким десяткам слов. Вот типичный пример: имбециллик низшей степени; вся речь состоит из 48 слов; из них: существительных 30, глаголов 9, прилагательных 6, междометий 3. Из 30 существительных — 11 собственных, т.е. имен, и 19 нарицательных;

Не вдаваясь в подробности этого лексикона, мы указываем только особенности, характерная для речи имбецилликов вообще.
Во-первых. Большое количество звукоподражательных слов указывает, что речь имбецилликов создается путем подражания и внушения; так создается и нормальная речь, но у имбециллликов подражательный характер остается. Часто подражание принимает особые формы и обращается в эхолалию: усвоив какое-нибудь слово, коротенькую фразу, имбециллик низшей степени может носиться с нею по целым неделям, повторяя ее кстати и некстати; здесь он подражает, так сказать, самому себе, своим успехам. По отношению к другим речевая подражательность развита очень резко, но так как интеллекта не хватает на полное и сознательное подражание, то имбециллик повторяет отдельные слова, обрывки речи, особенно концы фраз и вопросов.
Во-вторых. Речь в низших стадиях имбецилльности отличается резким аграмматизмом: нет ни спряжения, ни склонения, ни личных местоимений (вместо «я — Миша»); часто одно слово заменяет целое предложение; напр. «чай!» значит: «я хочу чаю», «дай чаю», «принесли чай», «пьют чай» и т.д., смотря по обстоятельствам.
В-третьих. Служебных частей речи на этой стадии совсем нет; предлоги, союзы, наречия, падежи — словом, все, что выражает в речи отношение, слишком трудно и поздно развивается.
Речь на переходных стадиях от имбецилльности к идиотизму настолько примитивна, что из-за нее таких имбецилликов большинство считает за идиотов. С нашей точки зрения, это неверно, но во всяком случае это — не типичная имбецилльность. Переходные формы путем незаметных и постепенных переходов достигают степени типичной имбецилльности. речь типичных имбецилликов, особенно взрослых и получивших хорошее воспитание, с первого взгляда не отличается от нормальной: они практически усвоили этимологию и синтаксис, правильно употребляют падежи, предлоги, согласования и т.д. Но опытное ухо всегда заметит крайнюю бедность этой речи, однообразные выражения, исключительно конкретный характер, отсутствие обозначения для отвлеченных явлений, крайнюю шаблонность ее, т.е. чисто подражательно внушенный характер речи, с очень слабыми признаками самодеятельности, находчивости, личного творчества.
Речь типичных имбецилликов соответствует тому периоду в развитии нормальной речи, в течение которого постепенно вырабатывается условная речь с грамматическими правилами и по завершении которого (в 3-летнем возрасте) речь теряет свой специфически детский оттенок. Соответствие — очень большое, но, конечно, неполное и требует оговорок на счет возраста, числа слов (влияние обстановки и обучения), жизненного опыта и — главным образом — на счет любви к речи: нормальный ребенок, овладев к 3 годам механизмом речи, пользуется им; имбециллики обыкновенно избегают речевых усилий (негативизм), а если и болтают, то лишь старое, известное и повторное.
У имбецилликов появляются общие представления. Доказать это легко; наиболее простой опыт — игра в разборные картинки; идиотам она недоступна; имбециллик, разбирая картинки, находит голову человека и голову козлика, следовательно, знает голову не как индивидуальный предмет, а как голову вообще; группируя предметы или картинки, имбециллик складывает птицу к птице, домик к домику, имеет, следовательно, общее представление.
С первого взгляда кажется, что общие представления имбецилликов одинаковы с нормальными. Но внимательное наблюдение показывает, что здесь функция отвлечения заставляет желать многого. Один имбециллик имел общее представление об учителе; но когда учитель на уроке наглядного обучения вставил стекло, представление поколебалось: он начал путать учителя со стекольщиком. Обычный вопрос: «что тяжелее — пуд железа или пуд пуху?», задаваемый имбециллику (со всеми предосторожностями!), всегда вызывает ответ: «пуд железа»; можно много раз объяснять, что пуху тоже пуд; имбециллик не может отделить предмета от меры и отвечает: «как же? ведь железо, а тут пух»...
В начале своего математического образования имбециллик считает очень своеобразно: на вопрос, сколько у него голов, он может три раза прикоснуться к голове и сосчитать «раз», «два», «три». Со своей точки зрения, он прав: он три раза пережил три состояния, из которого каждое актом внимания выделено в особое единство, в единицу. Нужны еще
особый опыт и особое обучение, чтобы дойти до сознания, что счисление может происходить, не вызывая ни малейших изменений во внешних объектах. Это своего рода Рубикон, который нужно перейти; для имбециллика переход возможен, так как не требует отделения конкретного от абстрактного.
В дальнейших успехах довольно легко дается прямой счет от 1 до 10, но большого труда стоит научить считать обратно от 10 до 1; первый порядок встречается на каждом шагу и без труда сводится на постепенное прибавление предмета к предмету; обратный порядок не легко сводится к конкретному. Иногда бывает и так, что имбециллик изучит цифры и знает, напр., номера домов с 1-го до сотни, но в порядке их перечислить не может; иными словами, он знает цифры как отдельные предметы.
Из арифметических действий всего доступнее для них сложение: его не так трудно вести параллельно сложению конкретных предметов. Вычитание дается гораздо труднее, так как требует большей свободы в отвлечении. Что касается умножения и деления, то они большинству имбецилликов недоступны; нужна специальная продолжительная тренировка, чтобы он овладел ими, но и при этом результат всегда механический: имбециллик усваивает механизм одной памятью, без бумажки делить и множить не может и всегда делает грандиозные ошибки.
Здесь мы должны поднять вопрос, которого раньше касались лишь мимоходом. Дело в том, что, говоря о степенях недоразвития, мы рисуем типы; в действительности чистых случаев идиотизма, имбецилльности, отсталости сравнительно мало; природа недоразвития, как и всякая природа, резких границ не знает; много таких случаев, где лишь мелкие детали, чуть заметные штрихи отделяют одну степень от другой. Такие случаи и для специалиста представляют затруднения. Высшие случаи имбецилльности столь нередко отделяются от следующего типа (отсталости), что легко могут попадать в школу.
После идиотизма и слабоумия следует слабая степень недоразвития, так наз. детская отсталость, постепенно и незаметно сливающаяся с нормой. Здесь явления гораздо сложнее и богаче, чем на низших степенях недоразвития, но общий их характер остается тот же, т.е. биологический.